Любовь, уверенность, страх
Многие слышали расхожую цитату, популярную у психологов: кто не умеет любить себя, не умеет любить других. Звучит красиво, мудро и отвлеченно от реальной моей сегодняшней жизни. Кто-то пожимает плечами, кто-то постит себе в статус, кто-то пытается понять, о чём это. Попробуем сегодня поразмышлять на эту тему.
Интересно, многим из нас повезло иметь такие отношения в детстве, когда не смотря на наши ошибки, промахи, досадные оплошности и шалости, мы получали от родителей и старших близких внятные сигналы о том, что мы любимы, ценны, хороши? Многим ли повезло, будучи ребенком, не испытывать страха, что мама или папа будут расстроены, разочарованы мной? Моими поступками, моими чертами, моими желаниями, моими потребностями. Уверен, очень не многим.
Для того, чтобы понять, о чем дальше пойдет речь, небольшое вступление. Далее мы исходим из того, что появляясь на свет, маленький человечек ничего никому не должен. В идеале его хотели, его ждали, о нём мечтали, его уже любят. То, что он кричит и плачет — не его вина. Писает и какает — не его вина. Что он не способен самостоятельно себя обслуживать — не его вина. Он просто погибнет, если его сейчас оставить. И в этом тоже нет его вины, потому что он беззащитен и полностью зависит от родителей. В этот момент его зачаточная психика именно так и работает. Неосознанно он воспринимает родителей как Богов — могущественных и мудрых, единственно правильных. От них зависит буквально всё в его мире. И если вдруг что-то случится, и они отвернутся от меня — мне конец.
Далее происходит его взросление, первые стадии отделения от родителей. У него появляется потребность в небольшом отдалении от них, к приобретению самостоятельного опыта, и потом очень важно иметь возможность вернуться и получить поддержку и одобрение. Так закрепляется самостоятельность, так происходит сепарация, так в идеале мы все становимся на ноги и идем своей дорогой.
На практике почти все из нас в детстве сталкивались с двумя полярными родительскими стратегиями. Либо нас критиковали за наш самостоятельный опыт, за нашу неспособность исследовать этот мир по-взрослому, по-правильному, как хотелось родителям. Возможно ругали, наказывали, унижали, лишали чего-то. Либо гипертрофированной опёкой лишали свободы: ограждали от всех возможных опасностей, своей тревогой показывали, что туда не надо, а то пропадешь или что-то сломаешь. Что мир — очень опасное место. Мы сейчас сознательно оставляем за скобками мотивы и причины такого поведения родителей, не оцениваем и не осуждаем их. В фокусе нашего внимания находятся переживания ребенка, который вместо желанной поддержки и сигнала: «всё хорошо, ничего страшного, мы рядом, если ты упадешь мы поможем встать и пожалеем, если ты что-то уронишь и разобьешь — мы это переживем или починим», получает другие сигналы. Либо «если еще раз так сделаешь, я тебя в детдом отдам», либо «не вздумай делать это, я сама; стой — там опасно; туда не ходи; я должна всегда знать что с тобой; почему ты не сказал мне куда пошел?!»
Большинство из нас получали от родных оба типа этих сигналов. И оба они генерируют страх. Про то, что я очень боюсь быть плохим, тогда меня разлюбят, от меня отвернутся, от меня отдалятся, я тогда пропаду. И про то, что я такой маленький и уязвимый, а мир такой большой и опасный. Полная зависимость от родителей в младенческом возрасте определяет любовь, которая основана не на обмене (они так много для меня сделали), а на биологической зависимости от них (если они отвернутся, уйдут, я умру, исчезну, пропаду). И эта животная, не осознаваемая любовь на самых первых порах жизни начинает постепенно смешиваться в коктейль со страхом отвержения, страхом остаться одному, страхом пропасть.
Повзрослев, мы не сможем отделить одно от другого. Любовь к родителям мы воспринимаем как единственно возможное и правильное ощущение. Мы не способны дифференцировать и распознать в нём примеси ощущений своей зависимости, уязвимости, страхов. Ведь всё детство нас дрессировали подавлять в себе эти чувства. Они постоянно рвались наружу через разнообразные проявления и симптомы, и тем больше усилий родители прикладывали, чтобы сообщить нам, что это неправильно, что надо быть другими, а такими быть нельзя.
Ребенок, получая неодобрение значимого взрослого, не способен расшифровывать его как проблему взрослого. Он способен усвоить это только как свою проблему, как свою недостаточность и не состоятельность. Шестилетний мальчик, на которого в приступе раздражения наорал отец, не может подумать: «Ну и урод же мой отец!». Он подумает: «Какой же я урод!»
Культура любви
Вообще меня бесит то, что в нашей культуре любовь ассоциируется со страданием. Школьная программа по литературе — это не примеры зарождения и становления любовных отношений, со всеми возможными противоречиями и конфликтами. С открытием, что мы разные, но нас тянет друг к другу и нам лучше, когда мы вместе. Нет, это какие-то пособия по трагизму в любви. По страданиям. Это какое-то воспевание человеческого несчастья. Школьная программа — это лишь следствие общего культурного контекста про то, что чем сильнее страдания, тем сильнее любовь. Многие клиенты, когда я говорю что-то подобное, широко раскрывают глаза от изумления: а что, может быть по-другому? Как можно зариться на святое! Любовь с её слезами и мучениями нельзя трогать!
Так на какое счастье можно надеяться с такой внутренней культурой, такой философией, внутренним стремлением к такому «высокому»? На терапии клиенты понемногу начинают понимать и осознавать эти переживания. Дифференцировать, отделять их от светлого и теплого чувства любви. Это не быстрый процесс, так как наши убеждения невозможно расшатать и изменить без изменений в реальной жизни. По-настоящему убеждения меняются вместе с опытом, когда удается в привычных ситуациях ощутить себя по-другому, по-новому. Чем больше таких ситуаций, тем больше и больше слепляется комочек изменений в большой и весомый ком иного взгляда, философии, самоощущения.
Оттенок любви
Вернемся к теме статьи. Психотерапия помогает клиенту заметить, осознать и принять, что его любовь и привязанность с самого детства сильно слеплены со страхами. Страх оказаться плохим вместе со стремлением оправдываться, связан со страхом остаться одному, страхом, что от меня отвернутся, что я пропаду. И этот страх диктует такие условия отношений, которые до терапии казались единственно правильными. Что я с ума схожу, когда партнер недоволен мной. Что я ищу способы и делаю всё возможное, чтобы партнер проявил теплоту и ласку, дал понять, что ценит и любит меня, что я хороший и важный для него человек. В этом состоянии без терапии мы часто оказываемся не способны заметить, как так происходит, что этот человек становится центром моего мира, индикатором моей хорошести и важности. Мы не замечаем, что это просто человек, которого мы невольно воздвигаем на пьедестал, очень похожий на тот, на котором находились наши родители, когда мы были малышами. Что на самом деле это обычный человек, а с нами ничего не произойдет, если он исчезнет из нашей жизни. Что кругом полно других людей, которым мы можем понравиться, которые полюбят и зауважают нас. Мы часто склонны впадать в эту черную яму зависимости — только этот человек и его любовь означают, что я хороший. Только его любовь принесет мне спокойствие.
Мы не замечаем, где проходит граница между любовью и страхом. Между страхом и уважением. Какая связь между моим страхом и уверенностью в себе.
Мы не видели, мы не читали, нас не учили, что оказывается можно любить без страха. Не боясь, что партнер уйдет, что партнер разлюбит, что партнер изменит. Звучит фантастически?
Фантастическая любовь без страха
Давайте вернемся к ребенку, который в детстве получил достаточно подтверждения своей хорошести, важности. Что его достоинство — это не то, что надо бесконечно заслуживать, зарабатывать и защищать. А то, что у него никто и никогда не сможет отнять. Что он иногда ведет себя и поступает так, что расстраивает и ранит близких. Но это не делает его в целом плохим человеком, от которого вдруг кто-то решит отвернуться.
Многие «современно культурные» в этом месте возразят: так это же будет избалованный и несносный ребенок! Избалованный ребенок — это такой, чье поведение родители терпят из своего дефицита — из чувства вины, за собственную несостоятельность дать ему необходимое, по их мнению нужное. Существует и другая альтернатива. Родители, преисполненные собственного достоинства, любящие своего сына или дочку, не рискуют избаловать его. Он впитывает от них не токсичные созависимые модели, наполненные манипуляцией страхом, стыдом и виной, а модели прямой любви из внутреннего избытка. Когда я люблю тебя просто потому, что мне хорошо с тобой. Мне хорошо с тобой потому, что я умею тебя любить.
Давайте представим такую ситуацию, что человек самодостаточен, ему совершенно не нужно от кого-то зависеть. У него есть друзья, любимая работа, любимое дело. Он обеспечивает себя и живет без необходимости найти себе кого-то, чтобы от него зависеть. Он или она может встречаться с кем-то, в какой-то момент понять, что это не то, разойтись. Разойтись с сожалением, возможно грустью и даже болью. Но не страхом, что я не найду себе больше! Потому что внутри достаточно собственной опоры, интереса к своей жизни, взрослости, автономности. Ему или ей хочется взаимности и близости, но ни он ни она не променяет свою автономность на рабскую зависимость. Это в первую очередь относится не к делам и поступкам — а к внутреннему ощущению себя достойным. У такого человека не возникнет соблазна предать себя и начать жить ради кого-то, начать зависеть от кого-то, от чьего-то расположения и настроения. Если партнер попросит поддержки, он с удовольствием и любовью даст её. Если партнер сосредоточен на своём — он не впадает в тревогу, а тоже занимается собой. При этом никто не мучается чувством вины, потому что каждый внутренне преисполнен достоинства и уверенности в себе.
Такая парадигма отношений не понятна большинству. Конечно, описана она весьма идеалистично. В ней тоже есть место конфликтам, злости, агрессии и боли. Но речь про основу, про то, что скрепляет людей, что притягивает их друг к другу. Не страх и ощущение своей зависимости, а ощущение, что с этим человеком я сильнее, чем без него. В этих отношениях мне лучше, чем без них. Но я не разрушусь без них, я не буду мучиться и убиваться, что больше такого или такую я не найду и не встречу.
И в этом рождается настоящее уважение к партнеру. Что он со мной только потому что он сегодня выбирает быть со мной. Я его не держу, не манипулирую, не заставляю и не умоляю. Он свободен уйти в любой момент и он рядом, и любит меня.